Также Гапон безуспешно попытался заручиться поддержкой градоначальника. Требовали, с угрозой забастовки, рабочих восстановить, а мастера уволить. Переговоры велись пять дней и не дали положительного результата. Сначала представители администрации завода отказали в правомочности делегациям от «Собрания», а впоследствии и вовсе нашли жалобы несостоятельными.

Заседание «Собрания», состоявшееся 2 января, приняло решение на следующий день начать забастовку. Решение далось нелегко, так как произошел раскол: социал-демократическое крыло «Собрания» требовало немедленно составить и предъявить царю петицию, пользуясь забастовкой как удобным моментом для политического восстания. В свою очередь Георгий Гапон считал политические требования преждевременными, предлагая ограничиться пока только забастовкой с экономическими вопросами, и не торопиться с подачей петиции.

Социал-демократы в ответ попытались отстранить Гапона от руководства «Собранием». Большинством голосов было принято решение подать петицию немедленно, и Гапону пришлось подчиниться, но с условием: забастовка будет экономической, а петицию с политическими пунктами подать только при неблагоприятном результате.
Утром 3 января почти все рабочие Путиловского завода, а их было 12600, оставили свои рабочие места. Четверть из них отправилась требовать от дирекции уступок, но руководство предприятия в лице директора С. И. Смирнова оставалось непреклонным и пообещало через три дня начать увольнения бастующих. Эти слова стали роковыми: забастовка стала разрастаться.

Георгий Гапон составил новый список условий из двенадцати пунктов, который сразу стали переписывать и разносить по предприятиям. Основными требованиями бастующих помимо восстановления уволенных товарищей являлись: 8-часовой рабочий день, трехсменная работа, отмена сверхурочных, бесплатная медпомощь, установление минимума зарплаты и отсутствие наказания для участников забастовки.

Здесь стоит отметить, что политический фон того времени был сложным. Шла, начавшаяся в 1904 году, русско-японская война между Россией и Японией за контроль над Маньчжурией, Кореей и Жёлтым морем. Она стала первой большой войной с применением самого новейшего оружия – дальнобойной артиллерии, броненосцев, миноносцев. Промышленность России была в полную мощь работала на выпуск военной продукции.

Путиловский завод выполнял важный оборонный заказ. Здесь строился специальный железнодорожный транспортер для доставки подводных лодок на Дальний Восток. На субмарины российское командование возлагает особые надежды, поскольку они могут изменить ход войны на море в нашу пользу, но для этого их надо отправить на Дальний Восток. Без заказанного Путиловскому заводу транспортера этого не сделать.

Если на начальном, «экономическом», этапе у администрации и власти был шанс локализовать забастовку, то позднее в ее процесс включились политические силы. Партия социалистов-революционеров активно использовала экономические претензии рабочих, перенаправляя их в политическое русло. Через «Собрание фабрично-заводских рабочих», эсеры решают организовать целую волну забастовок по плану, разработанному Львом Троцким, считавшим необходимым привлечь в революционное движение рабочих, а не только профессиональных революционеров.

План Троцкого подразумевал принцип цепной передачи: рабочие с одного забастовавшего завода врываются на другой и агитируют за забастовку. К тем, кто отказывается бастовать, применяются угрозы и физическая расправа. Так было и в этот раз: бастующие путиловцы 4-5 января вовлекают в стачку рабочих Семянниковского, Патронного и Франко-Русского судостроительного заводов.

Сам Гапон впоследствии так объяснял начало всеобщей забастовки в Петербурге рабочими именно этих заводов. «Мы решили... распространить стачку на Франко-русский судостроительный и Семянниковский заводы, на которых насчитывалось 14 тысяч рабочих. Я избрал именно эти заводы, потому что знал, что как раз в это время они выполняли весьма серьезные заказы для нужд войны».

Одновременно, 5 января ЦК РСДРП распространил листовку с призывом к путиловцам продлить забастовку, а к рабочим других заводов – примкнуть к ней. Количество стачечников росло. Министр юстиции Н.В. Муравьев писал в своем докладе: «На некоторых заводах сегодня утром рабочие хотели приступить к работам, но к ним пришли с соседних заводов и убедили прекратить работы. После чего и началась забастовка». Таким образом, целый ряд крупных предприятий Санкт-Петербурга встал, и стачка стала событием большого политического значения.

Нужно ли говорить, что в любом государстве, находящемся в состоянии войны, забастовка на заводе, выполняющем военные заказы, рассматривалась бы как саботаж и государственная измена. В сводках столичной полиции даже говорилось об активном участии в распространении бунта японских и английских спецслужб.

5 января расширенный список требований доставили министру финансов, а тот подал докладную царю, указал на невозможность удовлетворения данных условий и на опасную деятельность священника Георгия Гапона и возглавляемую им рабочую организацию (доклад сохранился и впоследствии был опубликован, на нем стоит отметка императора о прочтении). Стало ясно, что забастовка потерпела поражение. Гапон начал призывать к смене правительства и письменному обращению к монарху за помощью. Рабочие поддержали этот призыв с большим энтузиазмом. Развернулась агитация за составление петиции.

Поначалу предполагалось отправить небольшую делегацию рабочих во главе с Гапоном к Зимнему дворцу, чтобы лично передать петицию императору. Но священник убедил организовать массовую мирную демонстрацию рабочих вместе с женами, детьми, стариками – по типу Крестного хода. Большевики же настаивали на том, чтобы придать шествию революционный характер. Они заявили о сходстве петиции с социал-демократической программой, убеждали рабочих, что уже давно выступают с теми же требованиями, но агитировали за свержение царя.

Тем временем забастовка продолжала стремительно распространяться. 8 января бастовало уже 110 000 человек на 456 предприятиях. А их итогом стало массовое шествие рабочих 9 января 1905 года к Зимнему Дворцу с целью предъявить царю петицию о нуждах простых рабочих, вошедшее в историю под названием «Кровавое воскресение».
Кстати, этот термин придумал англичанин – доктор философии и лингвист Эмиль Джозеф Диллон, проживший в царской России почти 20 лет, преподававший в нескольких российских университетах и бывший в 1905 году постоянным корреспондентом в Daily Telegraph.
Подготовил Артем Барабанов

На архивных фото:
вверху: проходная Путиловского завода, начало ХХ века;
внизу: открытие Коломенского отдела «Собрания фабрично-заводских рабочих». В центре – священник Георгий Гапон с градоначальником Иваном Фуллоном, 1904 год