«Это, помню, было зимою в 1903 году. Ко мне и к двум из моих товарищей, работавших со мной вместе в мастерских Курской ж. д., пришел Игнатов и предложил нам назавтра вечером побывать у Зубатова, сказав при этом, что Зубатов очень интересуется нами и желает лично познакомиться. Посоветовавшись между собой, мы решились пойти и назавтра вечером должны были сойтись с ним в условленной чайной.
На другой день дорогой, идя к Зубатову, я рисовал его в своем воображении в виде грозного жандарма «держиморды», я воображал, как он будет нагло предлагать нам сделаться его агентами, и придумывал способ благополучно выйти из этого положения.
На звонок у парадного дверь открылась, и мы вошли в маленькую переднюю, где нас встретил сам хозяин той квартиры – С. В. Зубатов. Он сам любезно помог нам раздеться, и когда Игнатов познакомил нас с ним, пригласил нас в кабинет.
Резкий контраст между воображаемым и действительным Зубатовым на первых порах меня озадачил. Вместо грубого жандарма я увидел любезного, с приличными манерами, средних лет господина, одетого в штатское. Он первый начал разговор на тему о ходе дел в организации.
Я ему заметил, что за последнее время интерес рабочих к ней начинает как бы падать, т. к. в области разговорной перед рабочими открыт широкий мир лучшей жизни, но в действительности положение наше не улучшилось ни на йоту.
– Мне думается, – продолжал я развивать свою мысль, – что если бы теперь рабочим хоть сколько-нибудь улучшить материальное положение, путем ли увеличения заработной платы, или как-нибудь иначе, то интерес рабочих снова бы возрос, т. к. они увидели бы, что эта организация не пустой звук.
– Вы правы, – отвечал он, – но вы забываете, что экономическое улучшение быта рабочих идет параллельно с ростом их самосознания, а потом, наши фабриканты едва ли будут склонны пойти добровольно на какие-нибудь уступки в вашу пользу. Нужно, чтобы власть, государственная власть заставила их это сделать.
Он встал со стула и несколько минут ходил молча по комнате.
– Знаете ли что, – сказал он, вдруг остановившись. - Мне до боли бывает тяжело видеть, когда рабочий, придя к нам, чиновникам, просит о чем-либо, гнется перед нами чуть ли не в три погибели. Несчастный, жалкий, слепой человек! Не ты перед нами, а мы перед тобой должны гнуть спину. Ведь всем своим существованием, всем довольством жизни мы обязаны тебе, твоему неустанному труду. Могу ли я ему сказать это? – обратился он как бы с вопросом. – Разумеется, нет. Вот почему я и сказал, что лучшее существование рабочего придет к нему вместе с ростом его самосознания.
Тон его голоса и чувство, с которым была произнесена эта речь, звучали искренностью, но эти слова говорил Зубатов, – лицо, стоящее во главе московского охранного отделения. Я смотрел на него, вытаращив глаза, изумленный, пораженный, и в то же время недоумевающий. У меня, что называется, голова кругом пошла».

(Прудников. Из воспоминаний о Зубатове. Зима 1903 г. «Путь к Октябрю», вып. 1, 1923 г., стр. 122–125).


Сергей Васильевич Зубатов родился в Москве 26 марта 1864 года в семье обер-офицера, управляющего большого дома Малютина на Тверском бульваре, где и проживала его семья. В 1881 году, после окончания прогимназии 17-летний Сергей Зубатов поступил учиться в 5-ю московскую гимназию. Здесь он увлекся модными в то время идеями нигилизма (вспомните нигилиста Базарова из романа И. С. Тургенева «Отцы и дети»), читал сочинения, в том числе и запрещенные, Д.И. Писарева, Н.Г. Чернышевского, Дж. Милля, Г. Спенсера, Ч. Дарвина, К. Маркса и даже создал свой собственный гимназический кружок нигилистов. В 1884 году отчислен из гимназии по требованию отца, недовольного его связями с неблагонадёжными лицами.
После отчисления из гимназии Сергей Зубатов устроился на службу в Московскую дворянскую опеку и заведующим частной библиотекой Александры Михиной на Тверском бульваре, на хозяйке которой вскоре женился. Библиотека Михиной пользовалась большой популярностью среди московской молодёжи, так как в ней можно было достать книги, изъятые из обращения. Зубатов выдавал желающим запрещенную литературу, а его услугами охотно пользовались молодые революционеры, в частности участники народовольческих кружков.
Тогда же он познакомился с 18-летним народовольцем Михаилом Гоцем, ставшим позднее одним из основателей партии социалистов-революционеров (эсеров), представителем ее боевой организации за границей. Члены кружка Гоца изучали труды народнических авторов, часто заходили в библиотеку Михиной и брали там запрещенную литературу. Зубатов поддерживал с ними приятельские отношения, но идеям революционеров не сочувствовал.
В 1886 году Сергей Зубатов стал работать телеграфистом Московской центральной станции. Летом того же года он был вызван на допрос к начальнику Московского охранного отделения Н.С.Бердяеву. Бердяев сообщил Зубатову, что его библиотека использовалась членами революционных кружков в качестве конспиративной квартиры, и сам он привлечен к дознанию как один из подозреваемых. Зубатов был крайне возмущен этой информацией и, по предложению ротмистра Бердяева, согласился стать секретным сотрудником охранного отделения, чтобы на деле доказать свою приверженность существующему порядку «и раз навсегда снять сомнение в своей политической неблагонадежности». Как позднее писал сам Зубатов, он «дал себе клятву бороться впредь всеми силами с этой вредной категорией людей, отвечая на их конспирацию контр-конспирацией, зуб за зуб, вышибая клин клином».
Так осенью 1886 года 22-летний Сергей Зубатов стал секретным сотрудником Московского охранного отделения. Используя свои связи с народовольцами-завсегдатаями библиотеки, он постепенно внедряется в их среду и успешно разыгрывает роль революционера. Оказывая своим новым товарищам различные услуги, он одновременно докладывал об их деятельности в охранное отделение.
Благодаря деятельности Сергея Зубатова жандармерии удалось раскрыть многих видных народовольцев. Но в следующем 1887 году он был разоблачен и объявлен «провокатором», причем было даже принято решение его убить. Вследствие этого Зубатову было предложено открыто перейти на службу в охранку. И с 1 января 1889 года он был зачислен в штат Московского охранного отделения. Много лет спустя в письме Зубатов признавался: «Справедливость требует добавить, что в кратковременный период контр-конспиративной деятельности (несколько месяцев) имело место два-три случая, очень тяжёлых для моего нравственного существа, но они произошли не по моей вине, а по неосмотрительности и из-за неумелой техники моих руководителей».
С 1889 года Зубатов работал в Московском охранном отделении на должности чиновника особых поручений. На этой должности он возглавил работу с секретной агентурой, одновременно продемонстрировав «исключительные способности» по склонению революционеров к даче откровенных показаний и оказанию ими секретных услуг политическому сыску. Всем методам вербовки Зубатов предпочитал метод убеждения. После очередных крупных арестов он приглашал к себе в кабинет тех из арестованных, кто казался ему интересным. Здесь, за чашкой чая, он заводил с ними многочасовые беседы о путях революционного движения. Зубатов убеждал молодых революционеров, что избранный ими путь ложен и они принесут гораздо большую пользу своему отечеству, если согласятся сотрудничать с властями. Даже в тех случаях, когда арестованный отказывался от сотрудничества, Зубатову нередко удавалось посеять в нем сомнение, и многие после его бесед покидали революционное движение.
Выбранная стратегия дала свои плоды: Зубатову удалось приобрести обширную агентуру в самой Москве и за ее пределами. В период его службы Московским охранным отделением были раскрыты и ликвидированы многие революционные организации. Осведомленность охранного отделения была поднята на небывалую высоту. В революционных кругах Москву стали считать гнездом «провокации», а имя Зубатова произносить с ненавистью. Заниматься в Москве революционной работой считалось безнадежным делом.
Успехи Зубатова в борьбе с революционерами не остались незамеченными: в 1894 году он стал заместителем начальника, а в 1896 году – начальником Московского охранного отделения.

Возглавив Московское охранное отделение,

Зубатов взялся за реформирование системы политического сыска, который в России был поставлен довольно слабо. Зубатов первый организовал политический сыск по европейскому образцу, ввел систематическую регистрацию, фотографирование, конспирирование внутренней агентуры, реформировал систему наружного наблюдения. В короткое время Московское охранное отделение превратилось в образцовое учреждение, опыт которого использовался всеми розыскными учреждениями империи. Многие подчиненные Зубатова впоследствии возглавили охранные отделения по всей России. Под руководством Зубатова Московское охранное отделение произвело успешные ликвидации многих революционных организаций по всей России.
В 1896 году была ликвидирована одна из первых социал-демократических организаций – «Московский рабочий союз». Союз был создан социал-демократами в результате революционной пропаганды среди недовольных условиями своего труда рабочих. Допрашивая арестованных по этому делу, Зубатов столкнулся с непривычным для него явлением: идейные интеллигенты-революционеры хорошо сознавали, за что привлечены к ответственности, в то время как простые рабочие-члены союза не понимали своей вины и не видели политического характера своих деяний. «Подобного рабочего, взятого на месте преступления, надлежало бы выслать, а он, в сущности, оказывался политически невинен, как младенец. Мало того, вслед за его арестом, являлась его жена с ребятами и плакалась, что ей с семьёй есть нечего. Создавалась настоятельная необходимость серьёзно разобраться во всей этой путанице», – писал Зубатов.
Чтобы докопаться до корней этого явления, Сергей Зубатов стал изучать специальную литературу. Так он впервые столкнулся с особенностями русского социал-демократического движения. Он выяснил, что часть русских революционеров взяла на вооружение учение германской социал-демократии, которое совмещало политическое учение о революции с экономическими требованиями рабочих. Как писал Зубатов позднее: «Часть революционной интеллигенции, пожелавшей использовать в своих целях этот коллектив, примкнула с 90-х годов к учению германской социал-демократии, покончив тем самым с отечественным народовольчеством. Ей надлежало коллектив этот объединить, сорганизовать и развить в нём сознание своего единства и мощности, что достигалось путём не только теоретических разговоров, но, лучше всего, практическими его массовыми выступлениями по незначительным поводам, относящимся к области его мелких нужд».
Ведя пропаганду среди рабочих, революционеры внушали, что те добьются решения своих экономических проблем только революционным путем. Тем самым они рассчитывали привлечь на свою сторону городской пролетариат, который в их руках превращался в многочисленную революционную армию.
Осознав опасность этой стратегии, Зубатов одновременно понял, что борьба с ней чисто репрессивными мерами обречена на неудачу. Он писал: «Рабочий класс – коллектив такой мощности, каким, в качестве боевого средства, революционеры не располагали ни во времена декабристов, ни в период хождения в народ, ни в моменты массовых студенческих выступлений. Чисто количественная его величина усугублялась в своём значении тем обстоятельством, что в его руках обреталась вся техника страны, а сам он, всё более объединяемый самым процессом производства, опирался внизу на крестьянство, к сынам которого принадлежал; вверху же, нуждаясь в требуемых знаниях по специальностям, необходимо соприкасался с интеллигентным слоем населения. Будучи разъярён социалистической пропагандой и революционной агитацией в направлении уничтожения существующего государственного и общественного строя, коллектив этот неминуемо мог оказаться серьёзнейшей угрозой для существующего порядка вещей».
Чтобы обессилить социал-демократию, необходимо вырвать из её рук главную силу – рабочую массу. А для этого, по мнению Сергея Зубатова, необходимо, чтобы сама власть встала на сторону рабочих в их борьбе за свои экономические нужды.
Зубатов позднее вспоминал: «Революционеры настаивали в своей литературе на возможности в России, при наличных политических условиях, только резкого революционно-политического рабочего движения и так загипнотизировали чинов нашего ведомства в этом направлении, что стоило больших трудов доказать им возможность существования у нас не только революционного, но и самого настоящего буржуазного рабочего движения – союзно-профессионального, имеющего место в государствах с сильно развитыми капиталистическими формами. То же самое повторилось и по вопросу о забастовках. Верные своей основной точке зрения, революционеры старались проводить их в революционно-политическом тоне. Поэтому у нас установилось положение: раз имеется налицо забастовка, она должна быть непременно политической. Больших усилий стоило ввести в сознание ведомства, что могут быть забастовки и экономические, требующие к себе совсем иного отношения, чем политические».
В апреле 1898 года Зубатовым была составлена докладная записка, в которой он предлагал программу мер для улучшения положения рабочих. Записка была представлена московскому обер-полицеймейстеру Д. Ф. Трепову, тот в свою очередь составил доклад московскому генерал-губернатору великому князю Сергею Александровичу (на фото). Со стороны московской администрации инициатива Зубатова встретила понимание, и ему было дано разрешение на проведение разъяснений среди рабочих. Зубатов во время допросов по делу «Московского рабочего союза» объяснял рабочим, что правительство не является их врагом и что они мирным путем могут добиться удовлетворения своих интересов.

Разъяснительная работа Зубатова имела успех:

убеждённые им рабочие повели пропаганду в заводской среде и вскоре подали ходатайство о создании рабочего общества.
Сергей Зубатов, получив карт-бланш от московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича, взялся за организацию рабочих союзов в Москве. Одновременно он изучал разницу между революционно-социалистическим и мирным буржуазным рабочим движением. В этом направлении ему пришлось натолкнуться на спор Бернштейна с Марксом и изучать раскол в социал-демократической партии и распад её на части – ортодоксальную и ревизионистскую. Он изучал в русском переводе литературы по профессиональному рабочему движению Вебба, Зомбарта, Рузье, Кулемана, Геркнера, Вигуру.
Зубатов понял, что рабочие плохо читают толстые книги по профсоюзному движению, поэтому страивал для них лекции и беседы, добился разрешения на ежедневные собрания рабочих в разных районах Москвы. Так появились «Общество взаимного вспомоществования рабочих в механическом производстве», «Совет рабочих в механическом производстве», «Общество взаимной помощи текстильщиков» и др.
«Таков был путь, – вспоминал Зубатов, – приведший московскую администрацию к своеобразной постановке рабочего дела в столице… Московской администрации приходилось видаться с двоякого рода недовольством: во-первых, хозяев рабочими и, во-вторых, рабочих хозяевами. Неосмотрительная доверчивость к просьбам первых, особливо в острых случаях, могла всегда окончиться крупными рабочими беспорядками в промышленном заведении, и тем или поставить должностное лицо в конфликт с собственной служебной честью, или создать ему серьёзные неприятности по службе, если бы при расследовании оказалось, что репрессивные меры были приняты опрометчиво, без достаточного основания. Между тем, разгорячённые ссорою со своими рабочими, крупные предприниматели обычно являлись большими любителями обращаться по телефону к начальнику полиции за присылкой к ним эскадронов.
Переходя к вопросу о недовольстве рабочих хозяевами, приходится заметить, что вспыхивающие то и дело забастовки – одни, будучи поставлены революционерами, другие, возникая самопроизвольно на экономической почве, а третьи, создаваясь из подражания – отрывали внимание от серьёзного дела, плодили переписку с запросами и отписками, нервировали по службе и надоедали. Но из примеров прошлого выяснилось, что причины неудовольствия рабочих достаточно однообразны, а главное, что рабочие нередко упрямятся в своих требованиях не потому, чтобы были серьёзно убеждены в их правоте, а единственно из недоверия к начальству, из безотчётного опасения, что их всегда хотят обмануть … Поэтому, для облегчения себе труда, подлежащими чинами был возбуждён вопрос об образовании в Москве центрального рабочего бюро, где скоплялись бы и разбирались все претензии рабочих через их же собственных выборных. Из такого бюро всегда было бы возможно получить справку, где и какого рода происходят недоразумения, где они готовятся или назревают, и в каком порядке рабочие намерены их разрешить: разговорить ли жалобщика и убедить его отказаться от своей претензии; направить ли недовольных лиц к фабричной инспекции, посоветовать ли им обратиться за юридической помощью в консультацию помощников присяжных поверенных, или командировать их в виде особой делегации к общей администрации, чтобы испросить у неё разрешение на чрезвычайное собрание для открытого выяснения вопроса, волнующего их товарищей. Словом, благодаря такому бюро, жизнь рабочей массы направлялась по известному руслу, где обычно все страсти успокаивались, а недоразумения разрешались, в большинстве случаев, мирным образом, не выходя на улицу и не выливаясь в форму рабочих фабрично-заводских беспорядков. От времени рабочая масса так привыкла к этому своему бюро по оказанию помощи путём товарищеских советов, что выше авторитета совета в её глазах не существовало никакого другого».

В апреле 1902 года

министр внутренних дел Дмитрий Сипягин был убит эсером Степаном Балмашёвым. Новым министром внутренних дел и шефом Корпуса жандармов был назначен Вячеслав Константинович фон Плеве. Летом того же года, проезжая в Полтавскую и Харьковскую губернию, где произошли аграрные беспорядки, Плеве остановился в Москве и встретился с Зубатовым. В ходе нескольких бесед Зубатов изложил министру свои убеждения, состоявшие в том, что для победы над революцией недостаточно одних репрессий и необходимы социальные реформы.
По словам Зубатова, беседы были наполнены разговорами «о недостаточности одной репрессии, о необходимости низовых реформ, о полной совместимости, на мой взгляд, исторических русских основ с общественным началом, о том, что реформаторская деятельность есть вернейшее лекарство против беспорядков и революций, о крайней желательности дать известную свободу общественной самодеятельности и проч.».
Плеве не соглашался с Зубатовым, уверяя, что никакой революции в стране нет, а есть только группы и кружки заговорщиков. Полиция должна обнаружить их настоящий «центр» и арестовать заговорщиков. Однако, несмотря на разногласия, по возвращении в Петербург Плеве назначил Зубатова руководить Особым отделом Департамента полиции. По некоторым данным, инициатива назначения принадлежала новому директору Департамента А. А. Лопухину, который был знаком с Зубатовым и разделял его взгляды. Так в октябре 1902 года Зубатов был переведён в Петербург. Встав во главе Особого отдела, он начал реформу всей системы политического сыска. По его инициативе во всех крупных городах империи создавались охранные отделения, подчинённые непосредственно Департаменту полиции. Во главе вновь созданных отделений ставились офицеры зубатовской школы, знакомые с его методами политического сыска.
Параллельно он продолжал работу по созданию сети легальных рабочих организаций по всей Российской Империи с ключевыми их центрами в Москве, Петербурге, Киеве, Харькове, Екатеринославле, Николаеве, Перми, Минске, Одессе, Вильнюсе, Гродно, Бобруйске. Зубатов был инициатором создания на предприятиях Комитетов по разрешению трудовых споров, задачей которых было решение проблем рабочих мирным путем, а не террором. Таким образом, Зубатов фактически стал основателем профсоюзного движения в России.
«Приглядываясь, по обязанностям службы, к русскому революционному движению, как среди интеллигентных слоев населения, так и среди рабочих, мне всё более и более приходилось убеждаться, какое почти всеисчерпывающее значение имеет среди людей чувство доверия и вообще честные отношения; стоило только, бывало, беседующим преодолеть в себе взаимное недоверие, как все пункты разногласия во взглядах и действиях постепенно один за другим рушились, и иной раз наступала даже возможность совместных действий», – писал Сергей Зубатов. Он продолжает: «Собственно краеугольным камнем и особенностью «пресловутой зубатовщины» являлся моральный вопрос о доверии к рабочей массе, а не какая-либо экономическая система. Наименование её «полицейским социализмом» лишено всякого смысла. С социализмом она боролась, защищая принципы частной собственности в экономической жизни страны, и экономической её программой был прогрессирующий капитализм, осуществляющийся в формах всё более культурных и демократических (почему-то кажущихся нашим российским капиталистам «антикапиталистическими»). Полицейские меры, как чисто внешние, опять-таки её не занимали, ибо она искала такой почвы для решения вопроса, где бы всё умиротворялось само собой, без внешнего принуждения.
Практически это стремление выразилось в лозунге: «завоевание доверия рабочих прежде всего». Революционеры были сильны только таким доверием, и его надо было отвоевать у них во что бы то ни стало».
 

Историк Леонид Петренко о Зубатове:

«Сергей Васильевич Зубатов был умнейшим и достойнейшим гражданином России. Разработанный им метод агентурной провокации в борьбе с преступным миром ныне широко используется правоохранительными органами всего мира. В силу своих служебных обязанностей, зная об упорной подготовке международными террористическими организациями революционного взрыва в российском государстве, Зубатов предпринял гениальную попытку избежать жуткой катастрофы для народов России. К чему разрушать тысячелетнее государство, проливать потоки кроки, если требуется лишь некоторое перераспределение национального богатства? Организуется легальное, мирное рабочее движение то, что ныне называют профсоюзами. В это же время, используя служебный и личный авторитет, Зубатов склоняет работодателей: «Пойти на уступки, чтобы не потерять все!» На дикий российский капитализм надевается первая уздечка. Дело шло настолько успешно, что даже поджигателей фитилей российской бомбы бунта – большевистских агитаторов рабочие сами изгоняли со своих собраний».

Карьера Зубатова внезапно рухнула в 1903 году.

Отношения его с министром внутренних дел и шефом Корпуса жандармов В.К. Плеве (на фото) к этому времени окончательно испортились. Плеве все более настаивал на усилении репрессий и все более отрицательно относился к зубатовским проектам реформ. Летом 1903 года Плеве, без объяснения причин, потребовал прекратить деятельность Еврейской независимой рабочей партии (ЕНРП). Зубатов вспоминал об этом так: «Он перешел к грубому требованию «все это прекратить», в особенности деятельность Независимой еврейской рабочей партии». Узнав об этом, лидеры партии заявили о её самороспуске, при этом, по словам Зубатова, «кто-то из независимцев после этого застрелился».
Зубатов подал прошение об отставке, но его просьба не была удовлетворена. Раздраженный и недовольный политикой Плеве, Зубатов начал высказывать своё недовольство в частных разговорах. Он говорил, что чем раньше Плеве уйдёт или его отставят, тем лучше будет и для него и для России. В июле 1903 года Зубатов встретился с министром финансов С.Ю. Витте, который считался главным врагом В.К. Плеве, и высказал ему своё недовольство последним. По воспоминаниям Витте, об этой встрече стало известно Плеве, и тот решил отправить Зубатова в отставку.
19 августа 1903 года Плеве вызвал к себе Зубатова и в присутствии начальника Отдельного корпуса жандармов генерал-лейтенанта В. В. фон Валя устроил ему допрос. Так вспоминает об этом допросе сам Зубатов: «Вступив в зал заседаний, я с удивлением увидел сидящим в нем (а не в кабинете) за большим столом г. министра и генерал-лейтенанта ф. Валя. Не приподнявшись при моем появлении в комнате и не подав мне руки (что обычно делалось всегда ранее), г. министр указал мне стул и просил сесть. Затем его высокопревосходительство предупредил меня, что с теми лицами, которым он не верит, он не имеет обыкновения говорить один на один, почему для присутствования при объяснении со мной им приглашен генерал-лейтенант ф. Валь».
Плеве потребовал от Зубатова рассказать о деятельности Еврейской независимой рабочей партии, а затем обвинил его в причастности к Одесской забастовке и в разглашении государственной тайны. В качестве улики он зачитал перехваченное жандармами письмо Зубатова Генриху Шаевичу, одному из лидеров ЕНРП, в котором Зубатов критически отзывался о Плеве. После этого министр приказал Зубатову немедленно сдать свои дела и в 24 часа выехать из Петербурга. «Признаться сказать, после такого объяснения, от боли жгучей и обиды, я не скоро нашёл скобку у выходной двери...» – вспоминал Зубатов. Выходя из приёмной, он громко хлопнул дверью, так что чуть стекла не посыпались. Плеве был взбешен. В сопровождении генерала фон Валя Зубатов сдал свои дела, а вечером следующего дня выехал из Петербурга в Москву. На вокзал его пришло провожать всего несколько человек, так как прошёл слух, что сочувствующих Зубатову тоже уволят. Среди провожавших был небезызвестный священник Георгий Гапон. «Когда после горячей ссоры с В.К. Плеве в августе 1903 года мне пришлось, не по своей воле, оставить Петербург, Гапон был в числе немногих смельчаков, решившихся приехать на вокзал, чтобы проводить меня».
В Москве за Зубатовым было установлено наружное наблюдение, ему было запрещено являться в охранное отделение и встречаться со своими бывшими сотрудниками, а в ноябре он был вообще выслан под надзор в город Владимир. В последнем докладе директору Департамента полиции Зубатов писал: «Моя служба в буквальном смысле была царская, а окончилась она такою чёрною обидою, о какой ещё не всякий в своей жизни слыхал».
 

15 (28) июля 1904 года в Петербурге,

на Измайловском проспекте, близ Варшавского вокзала В.К.Плеве был убит террористом-эсером, студентом Егором Созоновым, бросившим бомбу в его карету (на фото - место убийства Плеве). На пост министра внутренних дел был назначен генерал-адъютант Петр Дмитриевич Святополк-Мирский (на фото слева).
При новом министре Сергей Зубатов был полностью реабилитирован, с него были сняты все ограничения, ему была назначена пенсия, открывался путь к возвращению на службу. Спрос на него как специалиста был велик, и его стали настойчиво звать в Петербург. По словам Зубатова, он поочерёдно получал предложение вернуться на службу от Святополк-Мирского, Трепова и Витте. Однако возвращаться на службу он уже не хотел. В письме к В. Л. Бурцеву он объяснял своё нежелание соображениями личной и семейной безопасности, а также тем, что возвращение дисгармонировало с его духовным состоянием. «Мне бы пришлось опять сосредоточиться на репрессии, а это ещё менее прежнего могло удовлетворить меня, ибо не в ней, по-моему, лежит суть дела», – писал Зубатов. Зубатов продолжал следить за развитием событий и возлагал свои надежды на реформы Святополк-Мирского, Трепова и Витте, которых считал своими единомышленниками.
В годы Первой русской революции Зубатов пытался заняться публицистикой и разместил несколько статей с изложением своих монархических взглядов в газете В. П. Мещерского «Гражданин».
«Факты последних лет засвидетельствовали: ныне проводятся новые фабричные законы, а социал-демократия растёт и приходится отбирать раньше разрешенное; создаются политические реформы, а оппозиция использует их лишь для собственного роста, – писал в те годы Зубатов.– Здесь будет своевременно заметить, что, допуская в виде опыта выступление рабочих на путь самопомощи, самодеятельности и самоопределения в фабрично-заводских делах, вне слепого подчинения хозяйской указке, администрация имела в виду внести тем самым успокоение в рабочую среду в отношении социалистической пропаганды, отнюдь не предполагая наносить тем какой-либо урон интересам предпринимателя.
В силу этого, ярые выпады последних против московской администрации были совершенно неуместными, так как предприниматели вмешивались не в свое дело, выступая с рассуждениями на чисто политические темы (например, об опасности от объединения рабочих). Распоряжаться же по произволу чисто экономическим аппаратом никто, конечно, серьёзно не думал, тем более, что союзно-профессиональное рабочее движение ставило своею целью превратить рабочего человека из индифферентного целям предприятия наймита в сознательного работника, тесно связанного с духовными и материальными интересами того торгово-промышленного предприятия, к делам которого он прилагает свой труд».
Однако это только вызвало против него нарекания. Личность Зубатова вызывала неприятие как правых, так и левых партий. В начале 1906 года Зубатов написал письмо в журнал В. Л. Бурцева «Былое», в котором опровергал некоторые выдвинутые против него обвинения. Воспользовавшись этим предлогом, Бурцев завязал с ним переписку, в которой настойчиво предлагал писать воспоминания о своей полицейской службе. По собственному признанию Бурцева, он рассчитывал таким образом получить материалы, необходимые ему для борьбы с Департаментом полиции. Зубатов написал Бурцеву несколько писем, однако об этом стало известно в Министерстве внутренних дел. В Департаменте полиции возникли сомнения в политической благонадёжности Зубатова. Ему было поручено сообщить о нежелательности таких контактов, и переписка прекратилась.

В 1910 году Зубатов вернулся из Владимира в Москву

и поселился в Замоскворечье на улице Пятницкой. Политикой он больше не занимался, по некоторым данным, Зубатов начал писать мемуары, однако от них не осталось никаких следов. В феврале 1917 года в России началась новая революция. 2 марта император Николай II отрекся от престола в пользу своего брата Михаила, а 3 марта, во время обеда, пришло сообщение об отречении Михаила. Сергей Зубатов молча выслушал это сообщение, вышел в соседнюю комнату и застрелился…
Русский профессор, финансист, экономист, специалист по городскому планированию Иван Христофорович Озеров даёт в своей «Политике по рабочему вопросу в России за последние годы» очень сочувственное описание московской организации рабочих: «Как известно, в 1901–1902 гг. возникли среди рабочих организации, сыгравшие видную роль в развитии рабочих масс у нас. Рабочие почувствовали себя здесь людьми, это всколыхнуло тихое болото, они ухватились за опору, и все боли и горести вылились наружу. Послышалась масса жалоб. В личной беседе […] мы (лекторы) доказывали всю необходимость организаций касс взаимопомощи при развивающейся промышленности, что нет основания бояться таких организаций, наоборот, неорганизованный, холодный и голодный рабочий представляет большую социальную опасность».
Кратко и точно определил суть «зубатовщины» и возможное ее будущее русский предприниматель, меценат и благотворитель, мануфактур-советник Савва Морозов (на фото) при личной встрече с С.В. Зубатовым: «На основании нашей беседы я составил себе убеждение, что затеянное Москвою дело носит резкий отпечаток вашей личности: ваших архимонархических и политических верований, ваших, не вошедших еще в обиход, экономических взглядов, ваших страстных упований на деятельно-благожелательную мудрую и сильную власть, вашего пылкого отношения к делу, и в этом серьезный недостаток всей постановки вашей системы: без вас она не пойдет»...
Все именно так и получилось.

Подготовил Артем Барабанов
Литература:
С. В. Зубатов. Зубатовщина не по Морскому, 11 декабря 1912 года, Москва. Опубликовано в журнале «Былое». – СПб., 1917 – № 4;
Записка надворного советника С.В.Зубатова директору Департамента полиции А. А. Лопухину об обстоятельствах его увольнения со службы. – сентябрь 1903 года.
Прудников. Из воспоминаний о Зубатове. Зима 1903 г., «Путь к Октябрю», вып. 1, 1923 г.
И.Х. Озеров «Политика по рабочему вопросу в России за последние годы», Москва: издательство Сытина, 1906 г.